Елена Дьякова - обозреватель
Премьера Егора Перегудова в Студии театрального искусства — многочасовое переложение романа Маркеса «Сто лет одиночества». СТИ, театр Сергея Женовача (Егор Перегудов — ученик Сергея Васильевича), любит одомашнивать все, о чем говорит. И способы находит изящные. Вот и программка «Макондо» сообщает с полуулыбкой: в антракте в буфете СТИ можно «насладиться изысканными блюдами латиноамериканской кухни, приготовленными в лучших традициях русского психологического театра».
«Фасолевый суп прабабушки Урсулы» я в СТИ не пробовала. Реклама, понятно, пародийная. Но спектакль точно вышел фьюжн: авторской, неожиданной смесью кухонь и традиций.
Нынешняя, «взрослая» и репертуарная версия «Макондо» выросла из дипломного спектакля в ГИТИСе: слухи о нем в театральной Москве прогремели еще два года назад. Большинство участников премьеры СТИ — выпускники режиссерского факультета ГИТИСа, мастерской С.В. Женовача 2017 года.
Это же поколение Студии театрального искусства играет большинство ролей в виртуозных «Трех сестрах» Женовача. И актерский накал «Одного дня в Макондо» кажется самым важным событием спектакля: «цепочка этюдов» из жизни пяти поколений полубезумного, мечтательного и чувственного, блаженного и преступного рода Буэндиа — отличная школа для артистов.
Особенно запоминается игра прабабушки Урсулы (Мария Корытова). Она на сцене чуть не все девять часов. И проходит путь — от юной девицы, наглухо упакованной в полотняный корсет болезненного целомудрия, до полубесплотной, ссохшейся, как жесткий корень родового древа, 120-летней прабабушки. Почти слепой, но единственно зрячей в этой семье. В серой тьме сцены единственный луч выделяет сухую фигурку Урсулы. Белые лопасти чепца. И торжественную ношу: младенца в корзинке! Незаконное, нежеланное. Но — дитя ее дома.
Сценограф спектакля — Александр Боровский нашел очень точную метафору. «Дом Буэндиа» возводят из серых кирпичей на наших глазах. А потом — разбирают, проламывают стены дома, пытаясь достучаться до души возлюбленной или домочадца. Но проломы зарастают вновь.
Иногда кажется: магическому котлу спектакля не хватает коричной коры и стручков ванили, жгучего зеленого перца, имбиря, лайма, кислого яда рыжих муравьев, пестрых цыганских химикалиев из балагана Мелькиадеса, пыльцы с крыльев сотен желтых бабочек, преследующих в купальне красавицу Ремедиос… Того горячего, благоухающего и гниющего тропического вещества, из которого состоит томленое сто лет на огне одиночества варево прозы Маркеса.
Егор Перегудов сознательно и строго ставит хоровод черно-белых теней, словно выцветших за век в семейном альбоме. Бесплотную старинную пленку полузабытых хроник Макондо. Но и в сдержанности своей спектакль интересен. Он набирает полную силу к финалу. Восьмой и девятый час, предзакатные главы истории рода и города, держат зрителя в полном напряжении.
Сто лет в обед
Вадим Рутковский
«Один день в Макондо» – спектакль Студии театрального искусства, сага по мотивам романа Маркеса «Сто лет одиночества», которая длится с часу дня до одиннадцати вечера. Егор Перегудов стал первым за 10 лет приглашенным режиссером в театре Сергея Женовача. Его спектакль растет из студенческой постановки, придуманной с молодым поколением «женовачей». В театральном мире словосочетание «театр-дом» употребляют почти также часто, как прилагательное «постдраматический»: с почтительным придыханием или революционным осуждением.
При этом подлинный театр-дом – один: Студия театрального искусства; основательный, построенный на долгие года, хранящий традиции психологического театра, но ничуть не музеефицированный дом, в котором живут артисты разных поколений. Полнокровный, развивающийся организм; принадлежность к нему будто заложена в генотип – человеческий и театральный. И каждая премьера здесь – с ровным, уверенным дыханием и уникальным режиссерским решением.
Кажется, единственный раз, когда мне показалось, что этот театр повторяется и задыхается, случился на «Захудалом роде» – ещё до переселения СТИ в собственное здание. Только показалось; списываю то на злокозненное воздействие июньской духоты 2006 года. А здание Студии в квартале Фабрики Станиславского тоже особенное; единственное место, где спектакль всегда начинается с порога, с приглашения за большой общий стол, с зеленых яблок – символа и талисмана театра. «Один день в Макондо» – единственный в репертуаре СТИ, где яблок нет; их заменили – следуя латиноамериканской основе, роману Маркеса «Сто лет одиночества» – спелыми, ярко желтыми бананами. И, конечно, ни в одном другом театре не были бы так уместны фантазии по мотивам огромной и фантастической семейной хроники Маркеса. Романа, будто созданного для театра, настроенного на неспешное течение времени, ощущающего жизнь как реку, не знающего границ между реализмом и магией (и Маркес в версии «женовачей» иногда приобретает парадоксальное сходство с Диккенсом, чья «Битва жизни» играется здесь уже 10 лет; здесь, как и в «Битве», живые и мертвые мирно сосуществуют в одном пространстве, сценический дом принимает всё и всех).
СТИ предлагает прожить сто лет семьи Буэндиа за один день. Дольше века длится день – что, в данном случае, не метафора. Первая двухактная часть, «Одиночество любви», начинается в 13.00 и длится до пяти вечера. Потом – перерыв на обед, который тоже – часть спектакля: меню с супом по рецепту прабабушки Урсулы и куриным тостадосом по-цыгански почерпнуто из первоисточника, деревянные столы, застеленные клеенкой, – равноправная часть сценографии Александра Боровского. Вторая часть, «Одиночество смерти», начинается в 19.00 и заканчивается около 22.30; шесть с половиной часов чистого действия, не считая обеда и антрактов. Для кого-то звучит устрашающе, но, поверьте, в моей театральной практике было немного спектаклей, пролетавших настолько же незаметно и легко. Зевнуть, заскучать – невозможно; секрет этой легкости, похоже, лежит на поверхности (и он не в острых специях бодрящего фасолевого супа).
«Один день в Макондо» родился из эскизного студенческого спектакля. Недавние выпускники мастерской Сергея Женовача в ГИТИСе уже показали высокий класс ролями в «Заповеднике» и «Трёх сёстрах»; при переносе же своей дипломной работы в репертуар профессионального театра они сохранили озорство, спонтанность, озорной азарт и возможную только в годы учения безоглядность. Подкрепленную выдающейся работой художников и мозаичной музыкальной партитурой Григория Гоберника, где и латино-фолк, и брутальный рок, и классические мотивы, и хулиганская бардовская песня, доверенная двухсотлетнему бродячему музыканту по прозвищу Человек.
Всё начинается с волшебной сцены: цыган Мелькиадес приглашает в «шатёр царя Соломона», передвижную кунсткамеру, балаган (строгое, почти монохромное пространство СТИ инкрустировано карнавальной природой «Макондо»). За 10 реалов цыганский колдун-ученый позволяет взглянуть на лёд, похожий на самый большой в мире бриллиант: лёд «играет» свет, создание Дамира Исмагилова. Вообще, театрального волшебства «Макондо» хватило бы на сто спектаклей; удивительно, что магия создается почти из ничего, исходящий реквизит – разве что цветной порошок, рассыпающийся в лучах третьего действия; но большинство чудесных превращений – из эфемерностей: света, звука, актерского мастерства, вдумчивого погружения в роман.
О свете, пронзающем ледяной кристалл, многие годы спустя будет вспоминать полковник Аурелиано Буэндиа (Даниил Обухов), наш проводник в густонаселенный спектакль-роман, младший сын Хосе Аркадио (Лев Коткин) и его жены Урсулы Игуаран (Мария Корытова), основавших вымышленный город Макондо где-то в колумбийской бесконечности. За пересказ я не возьмусь – это, конечно, возможно, я сам был свидетелем, как мой мединститутский товарищ Валерик, прекрасно ориентировавшийся в генеалогическом древе Буэндиа, пересказывал «Сто лет одиночества» своему другу Павлику, который учился на журфаке и держал по Маркесу экзамен, не читавши. Возможно, но потребовало бы многих тысяч печатных знаков, что немыслимо в формате рецензии (этот формат не позволяет и поименно назвать всех исполнителей – что жаль, потому что они абсолютно прекрасны).
Егор Перегудов проделал титаническую драматургическую работу, превратив сагу в изящное сплетение эпизодов, миф о сотворении и крушении мира. Упоительный театральный роман о жизнях и судьбах, где эпоха летит за эпохой, эволюция питается божественными вмешательствами и революциями, кровь честно рифмуется с любовью.
«Макондо» – самый эротичный спектакль во всей московской афише. Желание разлито в романе Маркеса, секс – один из китов, на котором держится вселенная колумбийского Нобелевского лауреата, и в своей вольной инсценировке Перегудов и «женовачи» не пренебрегают буйной эротикой первоисточника. Впрочем, не важно, сколько раз на сцене изображают соития (всегда, кстати, виртуозно, не повторяясь, наглядно подтверждая чей-то афоризм, что секс – как джаз, мелодия одна, но вариаций – бесконечое множество). Дело не в математике, а в атмсофере – плотской, пряной, не отделяющей тело от духа.