Юлия Гойтиева
Место Человека в стройной системе Мироздания, его уникальность и таинственное устройство человеческой души — краеугольный камень, лежащий в основе сценических изысканий Питера Брука. Почти полвека назад, в период творческих сомнений и размышлений об истинной духовности, Брук не нашел в европейских религиях ответов на насущные для него вопросы и вместе с небольшой группой актеров уехал в Афганистан. Режиссер провел много дней в древнем Кабуле, исследуя и изучая суфизм, проповедовавший миру аскетизм и возвышенную духовность. Афганские суфии поведали Бруку удивительную историю о молодом мужчине, совершившем убийство и приговоренном к странному наказанию: вместо заключения в тюремную камеру несчастный был осужден сидеть напротив тюрьмы, глядя на ее стены. Как признавался сам режиссер, эта история долгие годы не давала ему покоя. Ее «призрак» в поисках воплощения принимал в творчестве Брука то литературные, то кинематографические формы, но только театр смог стать единственным инструментом, способным проникнуть в сердца людей, чтоб разбудить их чувства. На сцене театра «Буфф дю Нор» в соавторстве с драматургом Мари-Элен Эстьенн режиссер создает спектакль «Узник», чтоб побеседовать с человечеством о Свободе.
Брук неоднократно заявлял мировой театральной общественности, что театр не должен предлагать зрителю готовые ответы, избавлять от необходимости мыслить. Этому принципу режиссер следует и в «Узнике». Всем участникам спектакля режиссер предлагает пережить уникальное приключение: попробовать соединить воедино свои мысли и физические тела, самим сотворить магию живого театра. Зрителю в мягком кресле и актеру на сцене предоставляются равные возможности. Каждый из них может разглядывать спектакль через призму «внутреннего ока». Может ощущать и трактовать его по-своему, руководствуясь лишь личностным видением. Питер Брук ведет со зрителем простой диалог — простыми словами, понятными каждому. Он подчиняет дню сегодняшнему все, происходящее на сцене и в зрительном зале. Актеры и публика прекрасно видят друг друга и становятся единомышленниками, создающими гармоничный ансамбль спектакля.
В «Узнике» Бруку не нужны сложные сценографические конструкции и изощренные костюмы, спектакль не несет в себе следов насильственной театрализации. Актеры перемещаются по сцене босиком. Лишь белая женщина, рассказывающая о своей встрече с Узником (Хэйли Кармайкл), обута в удобные туфли: в отличие от местных жителей она настолько богата, что может носить настоящую обувь, — элегантный и забавный сценический знак, найденный Бруком во время его африканских путешествий.
Функционально выверенное пространство спектакля полностью подчинено режиссерской идее. Декораций практически нет. Лишь массивный остов старого дерева и несколько сухих ветвей, разбросанных вокруг него, организуют черный провал сцены и задают зрителям вступительный эстетический ориентир. Минималистическая сценография Дэвида Виоли становится силой, побуждающей зрителя к размышлению и эмоциональной реакции, к определению своего отношения к происходящему. По воле режиссера пространство становится безмятежным и болезненно-обнаженным, отражает тонкую ментальную материю спектакля — его импульсы и чувства. Спокойное и совершенное, оно с легкостью вмещает в себя настоящее, прошлое, будущее и неуловимо трансформируется в Вечность; подобно калейдоскопу, оно складывается в причудливые картины: изумрудный лес с волшебным деревом превращается в выжженную солнцем пустыню со старой тюрьмой, утонувшей в горячих песках. Рожденные словесным указанием актеров или их легким телесным действием на уровне простого актерского этюда, эти чудесные изменения возникают лишь в воображении зрителя. Питер Брук создает для своих актеров и зрителей идеальное Пространство Игры. Пространство Живого Театра. Пространство Театра Настоящего.
Актерский ансамбль «Узника» — центр сценического мироздания — существует органично и естественно. Режиссер сосредоточивает все зрительское внимание на внутренних переживаниях персонажей, сознательно избегая яркой визуализации происходящего. Система персонажей в спектакле зеркально отражает устройство пространства спектакля: лишь один герой помещен режиссером в центр истории, остальные — только голоса, звучащие вокруг эмоционального центра — Узника Момусо. Текст пьесы и сценическое существование актеров автономны, Способ работы Питера Брука с актерским ансамблем не дает зрителю замечать режиссерский диктат над актерской волей. Подчиняя происходящее своему строгому замыслу, режиссер в «Узнике» утверждает право актера: прервать традиционный способ «делания роли» и освободить свою внутреннюю энергию, чтоб напитать ею сценический образ. Скупая пластическая партитура спектакля позволяет актерам полностью погрузиться во внутренний мир переживаний своих персонажей и вступить со зрителем в энергетическое общение, более внятное, чем слова, уйдя от наглядной демонстрации эмоций. Сценическое повествование ведется неспешным языком, напоминающим чтение вслух, а сама форма спектакля не допускает громких звуков и экспрессивных жестов.
Основное внимание Питер Брук уделяет жизни актера «внутри себя». Чтоб раскрыть специфику духовного мира человека, режиссер требует от Омара Силвы, исполняющего роль Узника, существования на лезвии обнаженной рефлексии и на максимальном уровне эмпатии, сопереживая эмоции партнера. Актер на протяжении всего спектакля эмоционально обнажен: внутренняя жизнь и эволюция чувств звучат диссонансом в идеальной центрической системе спектакля. Лишь за несколько минут до финала легким режиссерским штрихом Брук дарит Узнику свободу, снимает напряжение и восстанавливает сценическую гармонию чистого пространства. Импульсы актерской энергии нового качества сливаются воедино с мощным энергетическим потоком зрительного зала, и спектакль свободно взлетает над реальностью.
Духовная эволюция человека — главная тема постановки. Режиссер устремляет движение спектакля «вверх», в Космос и освобождает человеческое тело от законов притяжения, довлеющих над ним. Он последовательно соединяет на театральной сцене четыре магических элемента Мироздания: прозрачный воздух пространства, пыль и древесный прах под ногами актеров, огонь — трепещущую душу Узника, и текст пьесы, размеренно и неумолимо несущий свои воды к финалу, подобно реке времени. Питер Брук превращает спектакль в ритуал, а текст — в сакральную поэзию.
Режиссер бережно перебирает в ладонях величайшие достоинства и несовершенства человеческой души. Он внимательно вглядывается в знакомые аспекты нашего существования, подчиненные законам жизни и смерти, и ищет в них тайные знаки, меняющие свое значение. Брук находит гармонию и совершенство там, где их отрицает само бытие. В одном человеке сосуществуют как единство красота и уродство, воплощается невидимое — человеческая душа. В «Узнике» нет места иллюстративности и сентиментальности. События, способные вызвать предсказуемую эмоциональную реакцию — кровосмесительная связь с родной сестрой, убийство отца и рождение внебрачного ребенка, экскаваторы на обломках тюремных стен, — выносятся режиссером за рамки происходящего на театральной сцене. Брука интересует лишь последовательность духовного совершенствования: через преступление душа приходит к раскаянию, а через раскаяние — к осмыслению и свободе.
Ритм спектакля размеренный, будто биение сердца. Узника окружают персонажи, то ли реально существующие, то ли являющиеся лишь в его воображении. Голос Момусо переплетен с их голосами, они приходят на сцену ниоткуда и уходят в никуда. Физически ощущается легкое балансирование между сном и явью, действительностью и воспоминанием, реальностью и фантазией.
Стены тюрьмы пали, и песок пустыни поглотил их. Но Узнику Момусо не нужна телесная свобода. Страсть, изнурявшая его душу на протяжении долгих лет, расплавлена в горниле раскаяния, и из пепла восстала свободная душа, не нуждающаяся в соприкосновениях с реальным миром. Отныне Узник стремится лишь туда, «где можно рубить деревья»: в солнечный лес смерти. Там никто не нарушит звенящую тишину и покой его души. Его время кончилось. Его жизнь — оливковая косточка, протянувшая нежные ростки к солнцу из горки мертвого праха. Отныне он свободен.
«Узник» — спектакль об абсолютной свободе. О Человеке, живущем здесь и сейчас. О надежде и безысходности. О справедливости и снисхождении. О вере и безверии.
…Неспешный текст пьесы течет во времени и пространстве, подобно полноводной реке. Неторопливо ворочаются в темных глубинах обломки человеческих судеб, равнодушный ил забвения мягко обволакивает тяжкие валуны людских страстей, желаний, преступлений и надежд. День за днем узник сидит напротив тюрьмы, напряженно вглядываясь в свою душу. Кто же он на самом деле? Фанатик? Мученик? Преступник? Страдалец? Свободен он или осужден? Может ли он искупить свою вину? Виновен ли он? Он это… или я?..
Питер Брук дает нам право самим ответить на эти вопросы. Искренне и безжалостно. Свободно.