Антон Хитров
С художником и театральным режиссером Яном Фабром я познакомился в детстве, гораздо раньше, чем узнал его имя. В 2006 родители возили меня в Бельгию, и мы заехали, в том числе, в Антверпен (на прошлых выходных именно в этом городе прошла «Гора Олимп»). В Королевском музее изящных искусств среди картин фламандских мастеров мы обнаружили объекты современного искусства. Тогда они показались мне вульгарными, непонятными, а главное — неуместными в «классической» экспозиции, поскольку меня тогда никто не готовил к встрече с contemporary art (кстати, если у вас есть дети, обязательно почитайте с ними вот эту книгу. Несколько лет спустя, уже будучи студентом, я узнал все без исключения работы в подборке про Яна Фабра, а сейчас могу с уверенностью сказать, что нас тогда занесло на персональную выставку художника «Homo Faber» (фото можно посмотреть на его сайте).
Во время трансляции я не мог не вспомнить эту историю. Теперь в ней появилось нечто символическое, а именно то, что первая встреча с Фабром прошла в контексте исторической живописи. Рискну предположить, что именно живопись — главный мировой бренд бельгийской культуры, и что в «Горе Олимп», эпическом представлении по мотивам классической мифологии, это обстоятельство все время обыгрывается.
Фактически главный герой спектакля — корпулентный, но очень подвижный Дионис (на фото — актер Эндрю ван Остаде) — словно сошел с картины «Вакх» великого фламандца Питера Пауля Рубенса). В одном из ключевых эпизодов с участием Диониса — сцене из «Вакханок» Еврипида — служительницы культа украшает себя гроздью винограда, а на несчастного Пенфея, растерзанного, по сюжету мифа, безумными вакханками, вешают куски сырого мяса: точь-в-точь натюрморт. Человек у Фабра уподоблен картине — чаще даже не персонажу картины, а собственно холсту: актеры то и дело размазывают краску по голому телу, приобретая сходство с абстрактными полотнами. Интересно, что в истории искусства XX века важнейшим сюжетом был как раз переход от работы с холстом, плоскостью — к экспериментам над собственной плотью. При желании можно увидеть в «Горе Олимп» хрестоматию западной культуры — античные сюжеты сопряжены здесь с живописной традицией Нового времени и художественным контекстом нашей эпохи.
Тело, раз уж мы о нем заговорили — одновременно инструмент и тема спектакля. Кроме живой плоти, здесь предостаточно мертвой: в ход идут говяжьи языки, сердца, печенки. Обнаженной натуры так много, и подается она так бесстыдно в самом лучшем смысле этого слова, что через несколько часов разница между голым актером и одетым кажется абсолютно несущественной. Если в греческой мифологии секса было с избытком, то «Гора Олимп» демонстрирует еще больше оттенков человеческой сексуальности — вплоть до совокупления с комнатными растениями (влечение в спектакле почему-то связано с растительностью — здесь, например, имеется медитативная сцена, в которой юноши и девушки украшают половые органы друг друга листьями и лепестками цветов). Возможности тела — то, что предстоит проверить на прочность самоотверженным перформерам Фабра: они прыгают через скакалки, перетягивают цепь, как канат, танцуют, пока буквально не упадут, в конце концов, они практически не спят. Недолгий перерыв на сон делается трижды, актеры ложатся подремать прямо на сцене, и в это время за ними тоже можно наблюдать.
Визитная карточка «Горы Олимп», то, что неминуемо идет в заголовки — естественно, цифра 24. Постановка Фабра в 144 раза дольше, чем самый короткий российский спектакль — десятиминутный «Солдат» Дмитрия Волкострелова. За время, проведенное там, можно трижды посмотреть оперный сериал «Сверлийцы». Четырежды обойти «музей шестнадцати пьес» под названием «Shoot/Get treasure/Repeat». Эти проекты упомянуты не для красного словца: очевидно, что актуальная режиссура очень активно работает с нашим восприятием времени. Ян Фабр бросает вызов интернет-культуре, пронизывающей повседневную жизнь: в эпоху коротких сообщений он предлагает нашему вниманию предельно длинное. Поэтому просмотр его спектакля онлайн, на экране ноутбука вовсе не лишен смысла — как бы я не завидовал тем, кто видел его живьем.
Впрочем, основания для зависти у меня были. Готов поспорить, что благодаря «Горе Олимп» люди, не знакомые друг с другом, за сутки стали маленьким сообществом. Они не просто сидели рядом — они вместе ели, вместе спали в фойе на раскладушках и пуфах. Уверен, они мысленно прощались с артистами как со старыми знакомыми. Исчезла пресловутая граница между залом и сценой, но не потому, что режиссер вмешался в планировку театра (как раз нисколько): изменилось не пространство — изменилось время. В финале Фабр дарит всем присутствующим фантастическое коллективное переживание (если это не катарсис, то что такое катарсис?). Спойлер делать не хочу, поэтому скажу только одно: заключительная сцена не будет работать, если вы не проведете с этими артистами 24 часа.
|
|
|
|
|
|
|
|