Юрий Володарский

Театр им. Ивана Франко продолжает актуализировать украинскую классику. В начале июня на его Камерной сцене состоялась премьера спектакля «Лымеривна», созданного по одноименной пьесе Панаса Мирного. В интерпретации одного из самых талантливых молодых режиссеров страны Ивана Урывского мелодрама о несчастной любви превратилась в высокую трагедию античного накала и шекспировского масштаба. А еще – в обескураживающую притчу о бессилии человека перед волей рока, о беспомощности любви под гнетом обстоятельств.

Где-то лет сорок тому назад возник тренд под названием «классика в современной обработке». К знаменитым мелодиям Моцарта, Баха и Шопена добавляли ритмическую основу популярного тогда диско – и великая музыка превращалась в нехитрую фоновую попсу.

Постановка Ивана Урывского по драме Панаса Мирного это тоже классика в современной обработке, только прямо противоположного свойства. «Лымеривна»-пьеса – сочинение не самое сложное, несколько простодушное и очень душещипательное. «Лымеривна»-спектакль – работа прихотливая, виртуозная и совсем не сентиментальная. В аранжировке Урывского привычные темы заиграли множеством тонких оттенков, приобрели солидный вес и внушительный объем.

Рецепт удачной постановки старинной пьесы на удивление прост, но воплотить его в жизнь почему-то на удивление трудно. Во-первых, нужно радикально сократить текст, ибо жест в современном театре важнее слова. Во-вторых, каждого персонажа следует наделить яркой индивидуальностью; ее формируют и грим, и костюм, и пластика, и речевая манера. В-третьих, все, что происходит на сцене, должно быть осмысленно, обосновано, подчинено единой концепции и эстетике. Ума не приложу, почему режиссеров, у которых это получается, можно пересчитать по пальцам.

В спектакле Урывского получилось и это все, и еще чуть больше. Больше – это когда образы, кроме основной трактовки, получают дополнительные. Когда в одномерных персонажах обнаруживаются неожиданные качества. Когда в постановке возникают вводящие в замешательство сюрпризы. В «Лымеривне» таким сюрпризом стало появление в финале соломенной куклы, заменившей собой заглавную героиню. Образ неординарный, мощный, бьющий по эмоциям современного зрителя куда сильней, чем причитания в исходном тексте пьесы.

От персонажей Урывский добился максимальной выразительности. Красавица Татьяна Михина в образе Лымерихи превратилась в опустившуюся алкоголичку с запавшими глазами, готовую на все ради жестяной кружки то с крепким пойлом, то с медяками. Елена Хохлаткина в роли Шкандыбихи – воплощение суровой властности, несовместимой с милосердием и состраданием. В очередной раз восхитила работа Виталия Ажнова. Его Карпо, даром что олух убогий и болван безвольный, оказался способным на живые чувства.

В «Лымеривне» полным-полно эффектных деталей, замечательных находок самого разного рода. Вот детская шапочка на голове Карпо – считай дурацкий шутовской колпак. Вот Христина Федорак в роли Маруси хлопает руками, словно курица крыльями, разве что не кудахчет: вся натура в пятисекундном перформансе.

Вот Васыль с продетым в рукава дрыном превращается в лишенное свободной воли огородное пугало. Вот птички-свистульки, при помощи которых он перекликается с Наталей – голоса их нежные, слабые, обреченные.

Основная субстанция спектакля – сено-солома. Скирды в форме параллелепипедов, образующие непреодолимую для влюбленных героев стену. Сено на одежде и во рту троицы Кнур-Орышка-Маруся – не то люди, не то жующий жвачку скот.

Сено, из которого сделана упомянутая выше кукла – это та же Наталя, только без души человеческой: вынули, уничтожили. Любовь при таком раскладе может победить только посредством смерти. Кровавое пятно, расцветающее в финале на груди героини – единственный яркий цвет среди тусклого и блеклого.

Красиво. Страшно. Безнадежно. Утешиться нельзя – можно только возвыситься.