Юрий Володарский - блогер
О нем заговорили после даховской «Буны». Его «Землю», поставленную в Театре им. Франко, называют в числе лучших камерных спектаклей минувшего сезона. В идущей на той же сцене «Войне» под руководством 27-летнего режиссера выступают матерые народные артисты Алексей Богданович и Остап Ступка. Критики считают его одним из самых талантливых постановщиков молодого поколения.
Давид Петросян рассказал почему он занялся режиссурой, объяснил, как работает с актерами и отчего в этой работе выходит далеко не все, признался в том, что иногда результат получается бесконечно далеким от первоначального замысла, и несколько раз отметил, что в недостатках своих спектаклей виноват прежде всего он сам.
Вы начинали как актер. Как и почему пришли в режиссуру?
Три года я учился на актерском, тоже в Карпенка-Карого, и коммуницировать с режиссерами мне было тяжело: все-таки актер – существо зависимое, подневольное. Я ощутил тотальный дискомфорт и понял, что это не совсем моя профессия. Не уверен, что и режиссура моя профессия, но здесь есть потенция для более широкого самовыражения.
Кто были ваши преподаватели?
Моим мастером был Владимир Николаевич Сульдин, другим замечательным педагогом – Константин Михайлович Дубинин. Один давал очень хорошие практические советы, другой был силен в теории – у него школа классического русского театра. Занимаешься абстрактной системой Станиславского? Из тебя вряд ли что-нибудь выйдет
При этом о нашем театральном образовании вы отзываетесь скептически.
Как показывает практика, профессии тебя не научат, если ты не станешь учиться сам. Режиссура – занятие эклектическое, в ней есть и живопись, и скульптура, и музыка, и философия. И когда ты занимаешься некой абстрактной системой Станиславского, которой кормят в университете, то из тебя вряд ли что-нибудь выйдет. Университет ведь не только два эти педагога. Складывается ощущение, что все пять лет тебе мешают, связывают руки.
Живопись и музыку вы упомянули не случайно. Насколько я помню, в своих спектаклях вы выступаете и как художник-постановщик, и как автор музыкального оформления, и как художник по костюмам.
Да. Сейчас ставлю спектакль в Театре на Подоле, занимаюсь там сценографией, костюмами, музыкой. Не всегда получается разделить свою идею с другим человеком – он делает что-то свое, и выходит не то, что тебе нужно. Мне комфортнее сделать все самому.
Первым вашим нашумевшим спектаклем стала «Буна» в «Дахе». Как попали к Владу Троицкому?
Сперва я выпустил «Буну» в институте, это была моя дипломная работа. Как-то я пригласил Троицкого в институт прочитать лекцию, и у нас возник обоюдный интерес. По сравнению с университетом Троицкий – это совсем другой космос.
Получается, вы уже посотрудничали с двумя нашими самыми яркими театральными режиссерами. Ведь в Театр им. Франко вас пригласил Дмитрий Богомазов, верно?
Ну, «сотрудничал» это громко сказано – скорее я у них учился. Да, во Франко меня пригласил Дмитрий Михайлович. «Буну» он видел еще в институте, но это был совсем другой спектакль. Не знаю, может, сыграл роль человеческий фактор. Он предложил мне сделать спектакль, мы выбрали «Землю» Кобылянской, и после нее меня взяли в штат.
Кстати, интересно: на каком языке вы общаетесь с франковскими актерами?
Я говорю по-русски.
Им это не мешает?
Я бы не сказал, что тут проблема. Сейчас ставлю русского автора, Ивана Вырыпаева, и пригласил украинского драматурга Пашу Арье, чтобы он сделал добротный украинский перевод. Я за то, чтобы спектакли игрались исключительно на украинском, но межличностной коммуникации это не касается.
Я видел три ваших работы. От «Земли» я в полном восторге, «Война» мне понравилась с оговорками, а перформанс «Повелитель мух» по роману Голдинга привел меня в глубокое недоумение. С чего начнем?
Как вам угодно.
Ок, давайте с хорошего. В «Земле» меня поразила просчитанность всех деталей. Например, манера игры Христины Федорак. Это вы ей придумали или она сама?
Вы спрашиваете, бывают ли недовольны актеры, так вот, бывают – тем, что я им, как любил говорить мой педагог, «пальчики выстраиваю». Когда-то я безумно любил японский театр кабуки, посещал тренинги, и теперь на основе этих тренингов вырисовываю с артистом его партитуру. Мне было важно, чтобы эта парочка, Христина Федорак и Иван Шаран, отличались от всех остальных.
В «Земле» меня смутила разве что работа Ксении Баши-Довженко, она выглядела какой-то, что ли, суетливой. Это специально?
У всех артистов больших театров вырабатываются свои манеры, это не их вина. Самым сложным в роли Ксении было найти покой внутри суеты, и, наверное, это не совсем получилось. Возможно, я не нашел к ее роли правильные ключи. С Христиной и Иваном, с которыми мы выпустили «Буну», мне было проще, они лучше меня понимают. Кстати, Ксения работает в паре с Сашей Форманчуком, с которым мы проводили индивидуальные тренинги. Может, он тоже впадает в некоторую суетливость, но в меньшей степени.
Повлиял ли как-то на вашу работу замечательный спектакль Богомазова Morituri te salutant, который идет на той же Камерной сцене Театра Франко и где играют те же Александр Форманчук и Василий Баша?
Вряд ли повлиял – до того как меня пригласили во Франко, я по разным причинам давненько не захаживал в этот театр. Когда пал выбор на «Землю», я подбирал актеров просто из тех, кого запомнил по хорошим впечатлениям. А поскольку Morituri te salutant произвел очень хорошее впечатление, в моем спектакле оказались и Форманчук, и Баша-старший, и Баша-младшая.
Теперь «Война». В целом она мне понравилась, вот только игра Александра Богдановича и Остапа Ступки показалась мне слишком академичной, не вполне соответствующей духу спектакля.
Вполне с вами согласен, но опять-таки скажу, что здесь вина не только актеров. Это очень сложная пьеса, я предложил ее ставить, не задумываясь о последствиях. На репетициях у нас были замечательные отношения, максимально вежливые, ни единой ссоры, актеры старались делать все, что я придумывал. Все актерские недочеты в спектакле связаны с недочетами режиссерскими – многое я пустил на самотек, недостаточно направил актеров, так что академизм был, наверное, защитной реакцией. Кстати, коллеги говорят, что игра Богдановича им очень понравилась, что таким его на сцене они не видели давно. В любом случае, эта работа дала мне огромный опыт. Актерские недочеты связаны с недочетами режиссерскими
Так, добрались до пресловутого «Повелителя мух». Я его воспринял как бессмысленное торжество хаоса. Что это вообще было?
Ну, не зря он прошел два раза и больше не идет. С этим проектом у меня долгая история. Год назад я готовил полноценный спектакль, который должен был открывать ГогольФест. У меня там играло 17 актеров, была уже готовая постановка, вполне классическая версия. По разным причинам премьера не состоялась, мы ее перенесли, потом прошло много времени, мы стали восстанавливать спектакль, но с каждым днем все больше актеров отпадало, и в конце концов осталось только четверо. Отпала и нужда в декорациях – предполагалась, что вся сцена будет завешена ржавыми перфорированными листами, но они несли совсем другую функцию и уже не подходили.
За неделю до премьеры мы расстались почти со всеми артистами, а все проплачено, билеты куплены, нужно было либо отказываться, либо бросить вызов. Мне показалось, что надо мной подшучивает судьба, что я слишком серьезно отношусь к своей профессии. В общем, этот перформанс можно охарактеризовать как иронию над собой, над своим серьезным отношением. Планировался трехчасовой спектакль с антрактом, со слезами, с драмой и трагедией, а получился 40-минутный балаган, который мне больше не хочется показывать. Обидно, что на него были даже какие-то позитивные отзывы.
Ну, это точно не от меня.
Да, я читал.
Мне кажется, в последнее время ситуация в украинском театре заметно улучшилась. Появилась целая плеяда молодых режиссеров, которые скоро будут определять его лицо – вы, Иван Урывский, Влада Белозоренко, Роза Саркисян, Тамара Трунова. Вы с этим согласны?
Насчет перечисленных режиссеров абсолютно согласен. На мой субъективный взгляд, появление новой генерации стало следствием ряда замечательных пьес, которые помогли этим режиссерам найти свое место в современном театре. Можно хорошо или плохо экспериментировать над классикой, долго ее переосмысливать, что тоже дело полезное, но все-таки современная драма есть генератор современного сценического языка.
Вы как-то сказали, что мечтаете поставить спектакль, который вам самому понравится. Неужели ни один до сих пор не понравился?
Когда-то на Малой сцене ТЮЗа я выпустил спектакль по современной немецкой пьесе. Он был довольно страшноват и для детей, и для этого театра – все-таки темы педофилии, детского сумасшествия от компьютерных игр... Но почему-то этот спектакль я всегда мог смотреть. Я видел в нем кучу проблем и недоработок, и он все равно мне нравился. А потом пошла череда темных дней. Когда меня хвалят, говорят, что я поставил замечательный спектакль, у меня возникает чувство, что я кого-то обманул.