Марина Дмитревская

«Старик и море», вне всякого сомнения, выдающийся спектакль, и нет смысла ставить это утверждение на «repeat».

Может быть, испытав при первой встрече с ним огромное волнение, не стоило нажимать на этот самый «repeat» и идти в БДТ, где в рамках фестиваля Анатолия Васильева играли спектакль. Но тянуло.

Потому что в тот, первый, раз, случайно попав на «Старика и море» в Екатеринбурге, я настолько застыла, захваченная медитативным визуальным покоем, сквозь который бурлящим винтовым потоком, штопором шел по-настоящему драматический, трагический монолог Аллы Демидовой, — что невозможно было вынуть привычные блокнот/ручку. Я думала, созерцая. Спектакль был как совершенный иероглиф, как природа, как море, и не хотелось тревожить саму себя ручкой/блокнотом, отдаваясь «Старику и морю — как движению и не пытаясь фиксировать возникавшие соображения по поводу внешнего и внутреннего ритма, внешней «глади» и внутреннего градуса. Я была захвачена тремя параллельными процессами. Помимо жизни сцены-океана и жизни Демидовой, шла моя собственная внутренняя жизнь, спектакль провоцировал переживание памяти Юрия Петровича Любимова, которому посвящен, переживание природы драматического творчества в его органике и вершинах ХХ века — от Любимова до самого Васильева, от Брука до Эфроса…

Слово «гениально», которое употребляю совсем редко, казалось абсолютно очевидным, но не имело никакой дополнительной, в том числе восклицательной, коннотации. Спокойно так — гениально.

Гениально и просто выбрать для посвящения титану Любимову в его столетие историю борьбы Старика и моря, историю обретения и потери им своей большой рыбы (Ррыбы! — акцентирует Демидова). Тут как раз все коннотации на месте. И о природе творчества, завещанного великим предшественниками и учителями, будь то Ди Маджио или Брехт. И о знании океана, его подводной жизни, повадок каждой театральной рыбы. И о ловле этих рыб, и об искусстве слышать шорохи воды времени, об умении править парус, чувствовать направление ветра, о напряжении всех сил в борьбе за пойманное, обретенное. Посвящение/поклон Любимову — трагическая история о потере рыбы-жизни. Об иссякании сил, но и о неумирании. О способности размозжить последним напряжением сил черепа стае акул, но и о неспособности спасти свою рррыбу-театррр от тех, кто отъедает от нее куски… И о золотых снах, в которых к великим приходят только львы — и, может быть, театральным львам снятся не настоящие, из саваны, а обаятельные театральные персонажи, как огромный яркий японский львенок, появляющийся на сцене и кокетливо играющий лапками и глазками…

Формальные, конкретные атрибуты из жизни Любимова, конечно, опошляют «Старика и море», но через Демидову-протагониста Таганки — через ее аффективную память и интеллектуализм, иронию и концептуальную лирику получается сказать об очень многом. Даже не сказать — передать.

Гениально и просто было придать многословному «Старику и морю» минимализм японского иероглифа и стилистку ритуала. Не только затем, чтобы дать возможность Демидовой сберегать силы (в свои восемьдесят с гаком она в одиночку держит большой зал в течение двух с чем-то часов). Но затем, чтобы она сразу была явлена настоящим самураем, Стариком-самураем, самураем-собой, Аллой Демидовой, Любимовым-самураем… Здесь нет женского. Старик. Человек. Воин. Сбережение сил для воплощения текста (Демидова сидит, не вставая, таща гигантскую прозаическую тяжесть слов Хемингуэя, как Старик – рыбу) и сбережение сил Стариком, поймавшим рыбу больше своей лодки, тут отождествлены.

Гениально и просто было ввести нас в состояние медитативного покоя, почти незримо колебля в ритме морской воды легчайшие занавески, поднимающиеся и опускающиеся в «ручном режиме», ибо океан — живой и мелкая гладь его шевелится лишь едва-едва. И пустить однажды наивным фейерверком из воздушной пушки нарезанную фольгу, которая, посверкивая во время сна Старика, ляжет на легкий парашютный шелк волн и заблестит на глади воды рыбьей чешуей, а потом взовьется брызгами моря от стаи акул, потому что под легким половиком заработают во всю силу ветродуи. Голос Демидовой здесь зазвучит уже через фонограмму: бой стихий, природы и человека не может быть олицетворен и «оголосотворен», это тектонические явления… Простое театральное и сложно-экзистенциальное сплетены.

Гениально было совместить могучий реквием по уходящим титанам — и «нанотехнологии» в микродвижениях сценического воздуха, в скупой пластике Аллы Демидовой. Сидя в профиль, она всегда — в диалоге с мальчиком, сидя лицом к залу — с морем и небом. Поднятая рука с трепещущими пальцами, собирающимися в несжатый кулачок, — маленькие птицы. Демидовский сценический рационализм и ритуальная фиксированность Востока здесь сходятся.

И 1 февраля на спектакле в БДТ все это как будто бы было. А не было. Да, зал внимал в полнейшей тишине, но мы же различаем тишину завороженности, легкую энергию сосредоточенного медитативного покоя — и уважение к читке… Да, в этот день спектакль оказался читкой в сопровождении нескольких постановочных украшений и музыки Владимира Мартынова.

Уважительность реакций возникла и потому, что на спектакле 1 февраля зазвучала другая тема. Не мощь борьбы старого человека с акулами и не тема растворения художника в покое мировой красоты. Показалось, что тема сузилась до истории старости, усталости, равнодушия ухода. А значит, и энергетически это был спектакль о Старике, которому можно внимать с уважением — и только. Море плескалось где-то отдельно, была усталость от долгой рыбной ловли и тщеты усилий (ведь все равно от тебя, от твоего искусства остается только огромный скелет рррыбы). Именно это вело спектакль. За кулисами были видны рабочие, крутившие лебедки, и, отвлекаясь от текста, ты видел их мерные движения и совершенно рационально наблюдал, как работает ритм горизонталей, как черная фигура перформера ведет по кругу висящую тряпичную «ррыбу» и его «гарпун» рифмуется с рыболовными снастями Старика… Или вот диагональ большой машинизированной «уды» — огромной удочки — перерезает пространство… Но, осознавая работу диагонали, ты не испытываешь ни покоя созерцания мира, ни возбуждения от присутствия где-то тут Любимова…