by Localdramaqueen
В начале 80-х режиссёр Анатолий Александрович Васильев прогуливался по улице Сретенка с молодой журналисткой. И, проходя мимо кинотеатра «Уран», обернулся и сказал: «Здесь будет мой театр». Сегодня именно на этом месте стоит «Школа драматического искусства».
К этой точке на карте театр шёл долго. Ещё в 1987 он зародился, стараниями Васильева, в небольшом подвале на Поварской. При помощи Валерия Шадрина, начальника Главного управления культуры Москвы, Васильеву — уже тогда уважаемому в России и Европе театральному режиссёру — выделили скромное помещение. Там с новаторской постановки пьесы «Шесть персонажей в поисках автора» Пиранделло и началась история театра.
С самого начала Васильев мыслил театр как лабораторию. Сегодня это популярное слово и распространённая театральная методология, но тогда само понятие было новым. А он построил театр, предполагающий непрерывный процесс исследования. И предметом этого исследования был сам театр. Актёры работали на Поварской 24 часа в сутки, проходили огромное количество тренингов, совершенствовались день и ночь. Поэтому сегодня васильевских актеров ни с кем не спутаешь — они все с серьезной академической базой. Васильев брал к себе актёров только с законченным образованием, при этом требовал от них забыть всё и относиться к работе как к начальной школе. Они начинали с азов, работая долго и много.
Над зданием нынешнего театра А. Васильев работал с театральным художником Игорем Поповым. Вместе они проработали почти 30 лет (в том числе в Comédie-Française) и очень дружили. Поскольку по первому образованию Попов был архитектором, переданный театру вскоре после первых спектаклей кинотеатр «Уран» с самого конца восьмидесятых перепридумывался ими под себя. Авторское здание, которое достроили и открыли в 2001 году — плод многолетних планов, разговоров и фантазий, переложенный в чертежи московской архитектурной мастерской «Тхор».
Устроенный как лабиринт, на самом деле Театр «Школа драматического искусства» сконструирован ещё сложнее, чем видится взгляду. Он стоит на пересечении памяти места, множества вымечтанных Поповым и Васильевым за десятилетия концепций, уважительных отсылок к театрам прошлого, бескомпромиссного видения и утилитарных требований театра.
К примеру, здесь изначально не было ни одного темного угла. Васильев и Попов придавали огромное значение свету — они старались даже подчеркнуть, что всё пространство пронизано естественным светом, проводником божественного начала с которым приходит в мир всё лучшее. Конечно, это делало работу актеров чрезвычайно сложной. Все четыре театральных зала были снабжены никогда не закрывавшимися световыми люками. Только когда против вечного света выступила приехавшая группа учеников польского режиссёра Ежи Гротовского — они отказывались играть без тёмного помещения, — Васильев сдался. С тех пор и по сегодняшний день в зале «Манеж», где идут «Дачники», световые люки не открываются. Но в остальных трёх залах до сих пор естественное освещение.
Сам зал называется так, потому что напоминает конный манеж, в том числе и размерами. Это зал зал-трансформер — без классической итальянской сцены, но с площадкой, которая может быть с обеих сторон задействована в спектакле, по желанию режиссера. Стулья в «Манеже» мало похожи на те, что были при Васильеве. Раньше это была «дубовая кафедра» из скамей, на которых не все могли усидеть. Васильев считал, что зрителю должно быть неудобно, зритель пришел в храм искусства, чтобы трудиться, а не спать в мягких креслах. Конечно, сегодня театру важнее удобство зрителя и посещаемость — и сидячие места сделали более удобными.
Стена, вдоль которой можно пройти в «Манеж», называется «стеной плача», хотя скорее напоминает Колизей. Это не отсылка к Стене Плача в Иерусалиме, а отдельный артефакт в память о знаменитом спектакле Васильева «Плач Иеремии», поставленном в жанре мистерии ещё на Поварской. Декорации спектакля состояли ровно из двух стен, похожих на те, которые сейчас можно увидеть в театре.
Второй по величине после «Манежа» зал называется «Глобус». Это не реплика, скорее отсылка к шекспировском у «Глобусу», но с сохранением основного принципа: три зрительских галереи, и четвёртая — техническая. «Играющий» пол, опускающийся и поднимающийся на три метра, используют многие режиссёры, особенно его любят Крымов и Огарёв. Недавняя премьера «Безымянной звезды» Огарёва как раз использует этот эффект.
Третий зал — «Тау» — облюбовал режиссёр Дмитрий Крымов. Вся детская серия «своими словами» сделана и играется здесь. Зал называется так, потому что выполнен в форме буквы «Т». При этом он самый технически сложный, без кулис и с большим количеством механизмов — «Тау» заставляет техников работать каждый день и в полную силу.
Название зала «Грот», как это часто бывает у Васильева, — шифровка. Никто долго не понимал, что за этим именем стоит, и название трактовали как отсылку к гроту. На самом деле это память о польском театральном режиссёре Ежи Гротовском, которого Васильев очень чтил.
Всё здание пронизано загадками Васильева, большого мистификатора. Построенное, как его спектакли — из сочетания ребусов, каждым уголком оно несёт новые смысловые нагрузки.
Арки в конце атриума, построены ещё на Поварской, — отсыл к образу и архитектуре храма. Настоящий храм, при этом, по задумке Васильева, построен на крыше театра и раскладывается с неё вниз — по всему зданию можно встретить храмовые скамейки и элементы католической архитектуры.
В здании нет ни одного помещения, откуда вела бы только одна дверь. Каждая комната, каждый зал — сквозные. Вместе с естественным освещением это помогает воплотиться одному из концептов Васильева и Попова — театральному городу. Если внимательно присмотреться к внутреннему пространству, легко заметить, что оно устроено как атриум, крытый итальянский дворик, со всеми признаками улицы: балконом (который тут же окрестили балконом Джульетты), фонарями, выходящими на неё окнами. Благодаря такому устройству театра, он прекрасно работает как выставочное пространство; здесь с удовольствием выставляются многие московские художники.
Ещё один образ, запечатанный в стены театра — корабль. Когда Васильев попал в армию, его сразу направили на флот, и с тех пор он заболел морем. Даже под белой рубашкой всегда носил непременный атрибут — тельняшку. Элементы корабля видны на втором этаже: иллюминаторы, мостики, капитанский мостик, где сам Васильев любил стоять и наблюдать за жизнью театра.
Память о кинотеатре «Уран», на месте которого построен театр, тоже живёт здесь по завету авторов здания. Васильев в принципе очень трепетно относился к человеческой памяти. Поэтому если перейти на другую сторону Сретенки и взглянуть на фасад, можно увидеть очертания старого «Урана». Этажность театра сохранили специально для этого эффекта.