yabl.ua //Автор: Юрий Володарский
На Сцене 6 состоялись допремьерные показы спектакля «Номера», поставленного режиссером Тамарой Труновой по пьесе Олега Сенцова. Это тот особенный случай, когда решающим фактором в отношении к постановке является имя и статус драматурга, из-за чего судить о ее художественных достоинствах несколько затруднительно.
Объяснять, кто такой Олег Сенцов, украинскому гражданину, хоть краем глаза следящему за политическими событиями, нужды нет. При этом далеко не все помнят, что до заключения Сенцов занимался кинорежиссурой и литературой, мало кто смотрел его единственный полнометражный фильм «Гамер», очень немногие читали две его прозаические книги, изданные в 2015-2016 годах, а уж с неопубликованной пьесой «Номера» знакомы и вовсе единицы. «Номера» Сенцов написал еще до заключения, в 2011-м. Говорят, кое-какие правки вносил, находясь в КПЗ в Лефортово, но это не так уж важно – значительными они, скорее всего, не были. Куда важнее то, что спектакль Труновой поставлен не по пьесе Сенцова, а по ее мотивам, и этот нюанс не случайно отмечен в буклете.
Разница между пьесой и постановкой действительно велика.
У Сенцова - чемпионат по биатлону, у Труновой - цирк. У Сенцова - русский язык, у Труновой - ее собственная украинская адаптация. У Сенцова -пятьдесят страниц текста, в спектакль Труновой, длящийся всего лишь около часа, вошло раз в пять меньше. Наконец, постановка радикально отличается от пьесы и по сюжету, и по главной идее. Драматург написал вариацию на тему шварцевского «Дракона» с мотивами из Нового Завета. Режиссер рассказала историю о социуме, не способном на перемены. Цирк в спектакле такой же условный, как биатлон в пьесе. На сцене десять персонажей с номерами вместо имен, нечетные мальчики налево, четные девочки направо. Распорядок дня жестко регламентирован: подъем, отбой, прием пищи, прием воды и так называемые репетиции происходят строго по команде начальствующего Первого, который воплощает в жизнь заветы Нуля. Сам Нуль присутствует в виде безмолвной видеопроекции и на действие, как положено мифическому демиургу, влияния не оказывает.
Цирк выступает в функции социальной модели. Его обитатели не очень понимают, зачем они здесь и почему должны продолжать репетировать, если никаких представлений не устраивают. Они задаются вопросом, существуют ли на свете другие цирки, подобно тому, как мы интересуемся, есть ли во Вселенной другие разумные цивилизации. Они давным-давно живут по установленным правилам и не пытаются выйти за их рамки. Модель похожа на диктатуру, но Первый не похож на диктатора: он такая же марионетка, как и все остальные.
Изменить порядок вещей сулит появление Одиннадцатого. Невесть откуда взявшееся дитя Нуля предлагает радикальную либерализацию, но выясняется, что сообщество цирковых кукол к переменам категорически не готово. Любые преобразования, требующие личной активности и ответственности, для них неприемлемы. Номерам проще, понятней и удобней оставаться номерами.
Месседж Сенцова был принципиально иным.
В пьесе происходит переворот, и место главного занимает Седьмой, Номера выбрасывают свои номера, придумывают себе новые имена и ожидают прихода светлого будущего. Вот только вместо обещанной свободы они получают еще более суровую тиранию. Какими соображениями руководствовалась Трунова, отказавшись от пессимистического сенцовского финала, можно только догадываться, но если вы считаете, что разгадка очевидна, значит, мы думаем об одном и том же.
Разговор о достоинствах пьесы и спектакля я бы оставил для кулуаров или отложил до лучших времен. Слишком значимым выглядит сам факт обращения к драматургии политического узника, слишком важна лепта украинского театра, внесенная в его поддержку. Постановка «Номеров» – событие не столько культурное, сколько общественное. Прежде всего, это акция поддержки и солидарности.
Кстати, вот любопытная деталь, характеризующая самого Сенцова. Его спросили, что он хотел бы передать зрителям, которые придут на спектакль. Сенцов ответил: «Приятного просмотра».
Автор: Олег Вергелис (редактор отдела культуры ZN.UA)
В воздухе запахло антиутопией, украинские режиссеры это пронюхали и практически одновременно выпустили два антиутопических проекта — спектакль "Номера" по пьесе Олега Сенцова
— А что предполагает порядковый номер твоего героя, эта самая семерка, — спрашиваю у актера Дмитрия Олейника, который в премьерном спектакле Тамары Труновой "Номера" играет одного из загадочных субъектов цирковой "федерации".
— В нумерологии семерка — одно из наиболее значимых чисел. То есть счастливое число, непременно сопровождаемое удачей.
— Ну твоему-то персонажу не сильно повезло в том адском цирке из пьесы Сенцова?
— Да, однако если говорим о числе, то оно предполагает мудрость, философское отношение к жизни. Хотя действительно в нашем спектакле мой герой — как бы "недогерой", это интровертное создание, полное сомнений, рефлексий. Это создание неспособно переступить через свои страхи, комплексы. Этот персонаж — номер 7 — неспособен и даже не собирается изменить систему, в которой он рабски существует.
— А если фантазировать на тему судьбы этого же загадочного номера, то какой, на твой взгляд, она могла бы быть? И какой была до этого?
— Скорее всего, он из небытия появился и в небытие уйдет, так и не оставив после себя на арене этого цирка ничего хорошего и ничего ценного.
— Работая над спектаклем, штудируя пьесу, в каком моменте, может даже вопреки режиссеру, ты сам чувствуешь кульминацию?
— Для меня такая кульминация, когда номер 11 объявляет себя сыном Ноля и предлагает на рассмотрение свою концепцию развития цирка, однако никто из иных номеров не хочет этого принимать.
— В таком случае, о чем пьеса Сенцова — лично для тебя?
— О том, что в жизни нет ничего ценнее и важнее свободы. И уже когда ты сам создаешь некую систему, когда чувствуешь в ней себя же винтиком, то и не сетуй, поскольку ты — заложник.
— Кстати, кто в твоей личной трактовке этот самый Ноль из текста Олега?
— Скорее всего, Ноль — олицетворение высшей силы, некоего Бога, придуманного самими номерами. В спектакле Тамары этот Ноль — создатель цирка и создатель своей системы, которая дала сбой, устарела и вроде бы требует "перезагрузки".
…Дмитрию Олейнику — 28. У него добрый десяток хороших театральных и кинопроектов. В театральных "Номерах", почти с двухмиллионным бюджетом, он действительно играет один из самых трогательных и, если это позволено говорить, "живых" образов в том заданном режиссерском мире, где все мертвы друг другу.
В таком же мире, кстати, живет и не сдается автор текста — Олег Сенцов. 145 дней голодовки, а еще неизвестно, сколько дальнейших дней мужества. В 2011-м, когда его "Номера" появились на свет, никто не предполагал, что текст станет пророческим. А уже через три года, в 2014-м, в Лефортово, Сенцов вносил в пьесу правки и в итоге дал полную свободу авторам столичного спектакля — продюсеру (Анна Паленчук), режиссеру (Тамара Трунова).
Развивая тему нумерологии, замечу, что и премьерную дату девушки явно выбрали неслучайно. Семерка. 7 декабря. В надежде, что этот день окажется счастливым не только для спектакля, но в первую очередь — для него.
Так вот о "Номерах". Уже второй свой независимый театральный проект (в 2018-м) Тамара Трунова мощно поднимает на хрупких женских плечах, создает вокруг двух своих постановок (первая в этой дилогии — "Плохие дороги" по пьесе Н.Ворожбит) заметное напряженное, а то и нервное поле, как творческое, так и информационное. Поскольку ее "Номера" — это не только художественная интенция, но и гуманитарная акция: поддержать человека. На весах нашего теперешнего скорбного бытия второе иногда важнее первого.
Текст О.Сенцова — постапокалиптическая, антиутопическая, нумерологическая драма абсурда. Пьеса-схема, открытая для внешнего вторжения режиссера, для которого в этом тексте достаточно воздуха и творческих возможностей.
Эта же пьеса — как бы с оглядкой и в тоталитарное прошлое, но еще, безусловно, и с тревожным интуитивным авторским взглядом в наше общее будущее. Двенадцать безымянных фигурок (включая Ноля) на шахматной доске Сенцова — не двенадцать апостолов, а двенадцать марионеток, подчиненных и надуманной высшей силе, и своим внутренним рабским комплексам.
И если кто-нибудь обманчиво воспринимает того же Ноля (его иронично-гротескно подает Виталий Ажнов, накануне спектакля фланируя в фойе и заигрывая со зрителями) как "главного", от которого что-нибудь зависит, то это ошибка. Поскольку и "ниже" Ноля тоже есть шкала ценностей. И она, как известно, минусовая —когда даже из подвала тебе когда-нибудь кто-нибудь постучит и командным голосом скажет: "А ведь это еще не дно!".
Согласитесь, скольжение по этой шкале мы иногда наблюдаем, и уже не один год.
Тамара Трунова, приняв пьесу-схему как руководство к действию, на мой взгляд, настраивается не на интеллектуальную режиссерскую сухопарность или а-ля философскую назидательность, а предполагает она (постановщик) жестко заданную, порою даже лобовую, театрализацию драматургической конструкции-матрицы.
Режиссер смотрит на свой спектакль как на аллегорический перевертыш — мол, вы ожидали нравоучительных или политологических сценических сентенций-прозрений-воззваний, ан нет — получите-ка цирк!
Метафора старого цирка (хотя на "Сцене 6" он не такой уж и старый: все клоуны одеты с иголочки) — не феллиниевские аллюзии, а намек на победу идиотизма на другом фронте. Арена — замкнутый круг — бег до бесконечности. И возвращение на круги своя.
Не углубляясь в диалоги пьесы, форма спектакля предлагает самозаконсервированную и самовозрождающуюся систему, когда от порядка номеров, от сложения или вычитания чисел, совершенно ничего не зависит. Когда актерское "эго" задавлено не столько внутренними сюжетными тисками, сколько авторской формой. И на поверхности — не "цирк развлечения", а какой-то грустный "цирк созерцание". В такой вот структуре гротескной антиутопии подобный цирк никогда не сгорит, а клоуны в нем будут бодрствовать вечно.
Вычленять в грустном цирке эффектные сольные цирковые артистические номера напрасно необязательно. Эти внешне яркие, как пожар в Африке, "Номера", прежде всего предполагают деиндивидуализацию и унификацию каждого коверного, то есть каждого номера. Едва-едва кто-либо из них попытается просочиться со своими человеческими или даже лирическими потугами за территорию арены — сразу "хлоп" по башке! Тень, знай свое место.
Исходя из текста, более эмоциональные и порою даже трогающие тебя артистические поползновения — у нашего номера Семь (Дмитрий Олейник), чем-то напоминающего растерянного Пьеро, потерявшего Мальвину и оказавшегося в дурдоме, где окопались красно-оранжевые арлекины.
И еще, пожалуй, есть замечательная заявка на экзистенциальное соло у номера Три, исполненного Викторией Авдеенко. Она, по моим наблюдениям, нашла в Т.Труновой максимально родного для себя режиссера, и от спектакля к спектаклю демонстрирует потенциал подлинно большой актрисы.
Вообще кастинг проекта — точный, даже излишне прагматичный. Актеры как на подбор: Римма Зюбина, Мария Заниборщ, Андрей Исаенко, Виталий Ажнов, Кристина Синельник. И на сцене действительно возникает то состояние, когда каждый из них повинуется не только воле инфернального Ноля, но и в первую очередь — воле режиссера, которая разумно не стремится как-либо "выделять" своих игроков, а также как-либо обогащать или драматизировать (или героизировать) маленькие безымянные миры разных номерных знаков.
Чего, собственно, и не предполагает текст Сенцова. Потому что его история — как раз о безымянных знаках, о марионетках, застрявших в своих же веревках. И даже не важно, где — в цирке или в ином помещении.
Кстати, заметна связь сценических времен, — в таких же внешне отеатраленных "Плохих дорогах" режиссер рифмует свое сценическое пространство с сумасшедшим домом (обнесенным металлическим забором), а в "Номерах" уже даже не рифма, а удар между глаз — тоталитарная арена: без стен, без оков, без заборов.
Помнится, в давние времена, массово цитируя "вождя мирового пролетариата", газетчики постоянно отгрызали финал одной его крылатости — "Важнейшими из искусств для нас являются кино и цирк". Так вот цирк почему-то впоследствии осторожно "отгрызали", опасаясь ассоциаций с той действительностью.
Теперь-то бояться нечего. Трагический цирк живет, прогрессирует, иногда побеждает.